4 февраля исполняется 150 лет со дня рождения Михаила Пришвина — писателя, чьё имя у всех ассоциируется с прозой о природе.
Но как этот литературный пейзажист и «светописец», как говорили о нём современники, вписывался в культурно-исторический континуум раннесоветского искусства? Рассказывает кандидат философских наук Южного федерального университета Олег Иванов.
Михаил Пришвин родился 4 февраля 1873 года в Орловской губернии, в имении, принадлежавшем ранее его дедушке, очень богатому, знатному купцу-старообрядцу. От отца, заядлого игрока на скачках и страстного охотника, Михаил унаследовал любовь к природе. К сожалению, свой конный завод, Пришвин-старший проиграл на ставках, а вскоре, настигнутый параличом, умер и оставил на жену пятерых детей. От матери писатель перенял силу духа и стойкость.
Начальное образование хулиган Миша получил в простой деревенской школе, а затем несколько раз оставался на второй год в Елецкой классической гимназии, пока его не отчислили за дерзость и ссору с педагогом. Учитель, фигурирующий в дневниках Пришвина под прозвищем «козёл» — это тогда ещё 30-летний и только набирающий популярность философ Василий Розанов. По мере взросления Пришвина они с Розановым станут из злейших врагов лучшими друзьями.
Доцент кафедры теории и истории мировой литературы Института филологии, журналистики и межкультурной коммуникации ЮФУ Олег Иванов рассказал, что их мировоззренческий диалог протянулся через всю жизнь.
«Отношение Пришвина к Розанову заслуживает целой книги. Начиная с гимназического возраста и до последних дней своей жизни Пришвин был в поле Розанова по кардинальным вопросам бытия, веры, искусства. Его отношение к русскому философу менялось в зависимости от угла зрения обоих на те или иные аспекты жизни. И несмотря на все их расхождения во взглядах, обоих объединяет вера в торжество тех нравственных начал, которыми только и живы люди», — отметил Олег Иванов.
Даже своё место в литературе Пришвин сам определил так: «Розанов — послесловие русской литературы, я — бесплатное приложение. И всё…». Правда здесь прозаик говорит скорее о том равновесии между декадентами, символистами и реалистами, в котором он жил до Революции, не присоединяясь ни к одной литературной школе.
«Пришвин считал своей главной жизненной задачей не начинать нечто новое, не задавать собственный тренд в литературе, а причаститься к уже существующему наследию и продолжить творчество самого мира», — объяснил Олег Иванов.
Однако судьба Михаила Пришвина могла бы и не связать его с литературой. Сперва бездетный дядя – богатый купец – хотел оставить племяннику своё дело, но тот отказался. Затем, поступив в политехнический вуз в Риге, Пришвин увлёкся марксистским учением и вступил в кружок, за что на последнем курсе попал под следствие. Во время следствия он год провел в одиночной камере. Выйдя на свободу, он тут же уехал за рубеж, в Лейпциг. Там он стал дипломированным агрономом, и вернувшись на Родину, несколько лет работал по профессии, написав самый развернутый по тем временам научный труд о картофеле. В это время он женился и обзавелся тремя детьми.
Первый небольшой рассказ Михаила Пришвина «Сашок», не имевший отношения к овощам и фруктам, был напечатан в периодическом издании «Родник» в 1906 году. Услышав положительные отзывы, Пришвин оставил сельское хозяйство и устроился на работу сразу в несколько газет. Заинтересовавшись этнографией и фольклором, он отправился в длительную поездку по северным регионам. Посетил Карелию, Норвегию. Именно в этих поездках он наблюдал за дикой природой, бытом, речью коренных народов, записывал сказки, другие формы фольклора как путевые очерки. Во время своей поездки он собрал 38 народных сказок, вошедших в сборник «Северные сказки».
К 1917 году Пришвин уже был автором четырех книг, цикла рассказов, и трехтомного собрания сочинений. Он активно работал как журналист, в том числе военный корреспондент газет «Русские ведомости» и «Речь», как и его, к тому времени уже друг Розанов. Его книга «У стен града невидимого» – высоко отмечена Александром Блоком и Дмитрием Мережковским. А сочинения, выходившие в горьковском журнале «Знание», значительно расширили круг его читателей и включили Пришвина в новый литературный контекст писателей-знаньевцев: реалистов Шмелева, Куприна и Бунина.
«Из-за репутации человека отстраненного и всё время проводящего наедине с природой, трудно представить, что Михаил Пришвин входил в круг знакомств всех известных тогда литераторов, ещё труднее поверить, что у него были собственные яркие политические взгляды. Такой стереотип сложился, потому что Пришвин-писатель, чьи книги обычно определяются для чтения в юном возрасте, — это Пришвин-лирик, чуткий и тонкий художник. Критик Иванов-Разумник обозначил доминантой его творчества «великую литургию природы» и назвал Пришвина «призванным бардом светлого бога Великого Пана». Сам Пришвин называл эту свою роль «служением в скромной должности хранителя ризы земли», — рассказал Олег Иванов.
В разные эпохи эта черта Пришвина будет называться и оцениваться по-разному. Поэтесса Зинаида Гиппиус назовёт его бесчеловечным писателем, и большинство советских критиков будут сурово отчитывать его за «бегство от живых людей» в Берендеево царство. А западные филологи, изучающие русский серебряный век, увидят в Пришвине «великого писателя-эколога».
«Однако, когда мы говорим о Пришвине исключительно как о певце русской природы, мы упускаем из виду его философию, его насыщенную биографию и его дневники, которые являются настоящей летописью первой половины XX века», — добавил Олег Иванов.
С осени 1917 до весны 1918 года Пришвин был членом редакции газеты партии эсеров «Воля народа», публиковал в ней антибольшевистские статьи: очерк о Ленине под красноречивым названием «Убивец» освещает два ключевых момента Октябрьской революции. Во-первых, Пришвин приводит множество негативных оценок происходящего с точки зрения представителей разных сословий, разрушая стереотип о якобы всенародной поддержке революции. Во-вторых, Пришвин раскрывает «верхушечный» характер большевистского переворота как политической авантюры. Писатель был арестован и полгода находился в пересыльной тюрьме.
В 1922 году Пришвин написал частично автобиографическую повесть «Мирская чаша» и послал её на рецензию Льву Троцкому, в сопроводительном письме выразив надежду на то, что «советская власть должна иметь мужество дать существование целомудренно-эстетической повести, хотя бы она и колола глаза». Однако Троцкий ответил так: «Признаю за вещью крупные художественные достоинства, но с политической точки зрения она сплошь контрреволюционна». В итоге повесть была напечатана лишь почти через 60 лет.
«Февральскую революцию 1917 года писатель принял восторженно, Октябрьскую – негативно. Его отношение к советской власти было всегда неоднозначным, но к концу 1930-х годов идея сильного государства, возрождённой империи в итоге примирит Пришвина и Советский Союз уже со Сталиным во главе», — рассказал Олег Иванов.
В 1930-х годах Пришвин купил фургон для путешествий по стране, который с любовью называл «Машенькой», вместе с сыновьями он превратил его в «дом на колесах», где был рабочий кабинет и фотолаборатория. На этом фургоне Пришвин и «въедет» в историю русской литературы: как чудаковатый писатель-этнограф в охотничьей шляпе, круглых очках и непременно в сопровождении охотничьей собаки — их в жизни Пришвина было очень много, только в рассказах фигурируют двенадцать. Он посещает Кавказ и Урал, Сибирь и Дальний Восток, пишет о жизни людей на лоне первозданной природы и привозит из путешествий потрясающие фотопленки.
Он фотографировал природу для иллюстрации своих книг, обращая внимания на детали, которые упустил бы профессиональный фотограф. Но Пришвин снимал не только пейзажи – например, он сделал фоторепортаж об уничтожении колоколов Лавры в Сергиевом Посаде. Его фотолаборатория и огромная фотогалерея сохранились в деревне Дунино, где после смерти прозаика появился музей.
«Всматриваясь в природу, постигая ее законы, Пришвин разгадывает устройство человека, призывает нас к более чуткому восприятию окружающего мира, самого космоса, продолжающего творение. Сам он писал: «После того я окончательно убедился, что герой может быть не только не героем, но даже и личность в нем необязательна: он может просто, как зайчик, выйти посидеть на терраску, а из-за этого произойдут события грандиознейшие. Так бывает!» Героем его произведений становится художественное слово Михаила Пришвина, которое позволяет нам посмотреть на мир, окружающий нас как на вселенную. Погружаясь в его текст, мы рассматриваем этот мир, включая человека, в мельчайших подробностях и в широких связях со всем, что в этом космосе есть, и понимаем, что такую возможность нам предоставляет слово. Оно настраивает на поиски смысла, а смысл дает силу видеть и знать нужное для созидания настоящего мира и настоящего человека, свободного человека», — подытожил Олег Иванов.
В годы Второй мировой войны 70-летний писатель уехал в эвакуацию в Ярославскую область. Любовь к флоре и фауне и там нашла применение: Пришвин защищал лес вокруг деревушки от уничтожения разработчиками торфа. В предпоследний год войны Михаил Пришвин приехал в столицу и опубликовал рассказ «Лесная капель».
В 1945 году вышла в свет самая известная книга Пришвина — былинная сказка «Кладовая солнца». По жанру она определена самим Пришвиным как сказка-быль. В ней повествуется о двух детях, осиротевших в военное время. Главная тема произведения – дружба и взаимовыручка.
По двум произведениям Пришвина сняты фильмы. Картина «Хижина старого Лувена» вышла в середине 1930-х, но до наших дней не сохранилась. А приключенческую драму «Ветер странствий» — экранизацию сказок «Корабельная чаща» и «Кладовая солнца» — зрители увидели на экране в 1978 году, после смерти Михаила Пришвина.
В последние годы жизни Пришвин, как и всегда, очень много трудился. Свое последнее произведение «Глаза змеи», напечатанным он уже не увидел. Оно было опубликовано через три года после его смерти, в 1957 году.
Доцент ЮФУ Олег Иванов назвал свою любимую выдержку из дневников Пришвина:
«Слова в любви бывают самые простые и о простых вещах… Но если начинаются слова изнутри, огненные, страстные, то это идет за счёт любви, и получается та самая песнь песней, которую мы слышим с незапамятных времён». (Дневник, 16 апреля 1928 года)
Центр общественных коммуникаций Южного федерального университета
Читайте также:
