Гуково, Ростовская область, 9 августа 2022 год, Звезда Шахтера. В Таганроге перед зданием городской больницы скорой медицинской помощи торжественно открыли памятник святителю Луке Войно-Ясенецкому. Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий – российский и советский религиозный деятель, врач-хирург, учёный и духовный писатель, автор трудов по анестезиологии и гнойной хирургии. Доктор медицины (1915), доктор богословия (1959), профессор. Лауреат Сталинской премии первой степени (1946) за монографию «Очерки гнойной хирургии». Хирург, спасший от слепоты сотни людей и сам потерявший зрение в конце жизни. Гениальный врач и талантливый проповедник.
— Это символично, что памятник мы открываем именно в такой день, именно в таком месте. Понятно, что в больницу скорой поступает большой поток людей, мимо этого места будут проходить медицинские работники, пациенты. Обязательно будут возлагать цветы, будут вспоминать святителя Луку, который всю свою жизнь посвятил беззаветному служению людям, — добавил первый заместитель губернатора Ростовской области Игорь Гуськов.
Инициатива установки памятника святителю Луке принадлежит депутату Государственной Думы из Таганрога Сергею Бурлакову. Сам он год назад попал в ковидный госпиталь. Врачи поставили его на ноги – и он принял решение установить на территории больницы памятник святителю Луке, как символ благодарности и уважения к труду медицинских работников.
Имя Архиепископа Луки Крымского (Войно-Ясенецкого) было внесено в Собор Новомучеников и Исповедников российских для общецерковного почитания на Архиерейском Соборе 2000 года. Это человек удивительной судьбы и уникального примера профессионализма и любви к людям.
Будущий Святитель Лука, – родился 27 апреля 1877 года в городе Керчи в семье провизора Феликса Станиславовича Войно-Ясенецкого и Марии Дмитриевны Кудриной.
Отец будущего святителя Луки был потомственным дворянином обедневшего и утратившего свое влияние польского рода. Однако был хорошо образован: получил классическое образование. Работая в городе Перекопе, он стал управляющим частной аптекой Д.И. Кундина и вскоре женился на дочери владельца аптеки.
Святитель Лука позже отмечал, что отец был «человеком удивительно чистой души, ни в ком не видел ничего дурного, всем доверял, хотя по своей должности был окружен нечестными людьми».
Мария Дмитриевна, будучи на 10 лет моложе своего супруга, видимо, почти «единолично» занималась воспитанием детей и вела дом. В семье родилось много детей (по некоторым сведениям, 14 младенцев), но до взрослого возраста дожили только пятеро.
Как отмел Святитель Лука, отношение его матери с православной церковью были нестандартными: «Мать усердно молилась дома, но в церковь, по-видимому, никогда не ходила». Первый биограф Святителя Луки Марк Поповский описывает случай, который оттолкнул Марию Дмитриевну от церкви: на отпевании старшей дочери она стала свидетелем ссоры священников между собой. Мать воспитывала детей в православных традициях, несмотря на католическое исповедание своего супруга и подавала своим детям примеры деятельной христианской любви к людям.
Как отмечают историки, отход от церкви в то время был не редкостью среди образованных, состоятельных и знатных людей.
В детские годы Валентин Феликсович проявлял удивительные способности к рисованию. И даже хотел поступать в Петербургскую Академию художеств, но по совету учителя, «преодолел отвращение к естественным наукам и поступил на медицинский факультет Киевского университета». А художественный дар потом пригодился ему для оформления научных работ.
Юность Валентина Феликсовича ознаменовалась еще и увлечением толстовством. Он отказался от бытовых удобств, ездил в деревню, чтобы косить вместе с мужиками сено, и всерьез намеревался перебраться в Ясную Поляну, под присмотр наставника. Правда, после прочтения трактата Толстого «В чем моя вера?», в учении разочаровался.
Уже на втором курсе Валентина прочили в профессоры анатомии. Но после окончания университета этот прирожденный ученый объявил, что будет применять полученные знания там, где они всего полезнее и нужнее — станет «земским врачом» — занятие в те времена самое непрестижное, тяжелое и малоперспективное.
Операциям на глазах Валентин Феликсович стал учиться сразу после выпускных экзаменов, зная, что в деревне с ее грязью и нищетой свирепствует болезнь-ослепительница — трахома. Приема в больнице ему казалось недостаточно, и он стал приводить больных к себе домой. Они лежали в комнатах, как в палатах, Святитель Лука (Войно-Ясенецкий) лечил их, а его мать — кормила.
Однажды после операции у него прозрел молодой нищий, потерявший зрение еще в раннем детстве. Месяца через два он собрал слепых со всей округи, и вся эта длинная вереница пришла к хирургу Войно-Ясенецкому, ведя друг друга за палки.
Также известен случай, когда молодой врач прооперировал целую семью, в которой слепыми от рождения были отец, мать и пятеро их детей. Из семи человек после операции шестеро стали зрячими. Прозревший мальчик лет девяти впервые вышел на улицу и увидел мир, представлявшийся ему совсем по-иному. К нему подвели лошадь: «Видишь? Чей конь?» Мальчик смотрел и не мог ответить. Но привычным движением ощупав коня, закричал радостно: «Это наш, наш Мишка!»
Гениальный хирург обладал невероятной работоспособностью. С приходом Войно-Ясенецкого в больницу Переславля-Залесского число проводимых операций возросло в несколько раз. Для примера, в в 70-х годах считалось хорошим результатом — выполненные полторы тысячи операций в год силами 10-11 хирургов. В 1913 году один Войно-Ясенецкий делал в год тысячу операций.
В то время больные зачастую умирали не в результате неудачного оперативного вмешательства, а попросту не перенеся наркоза. Поэтому многие земские врачи отказывались либо от наркоза при операциях, либо от самих операций!
Валентин Феликсович посвятил свою диссертацию новому методу обезболивания — регионарной анестезии. Именно за эту работу в будущем он и получил степень доктора медицины.
В 1904 году Валентин Феликсович стал хирургом в киевском отделении Красного креста. В начале русско-японской войны был командирован в эвакуационный госпиталь под Читу, где получил ценную для начинающего специалиста практику: именно здесь он столкнулся с одной из основных проблем в излечении ранений – загноением. Он первый, кто стал исследовать эту область медицины, тем боле что до эпохи антибиотиков любое вмешательство в организм заканчивалось нагноением.
В лазарете на 200 коек его назначили заведующим хирургическим бараком. Уже в первые месяцы практической работы проявился его твердый, волевой характер и высокий профессионализм, об этом времени святитель вспоминал так: «…не имея специальной подготовки по хирургии, стал сразу делать крупные ответственные операции на костях, суставах, на черепе. Результаты работы были вполне хорошими…».
Работая во время русско-японской войны на Дальнем Востоке, военно-полевой хирург Войно-Ясенецкий встретитлся и со своей будущей женой — сестрой милосердия — «святой сестре», как ее называли коллеги, Анне Васильевне Ланской. «Она покорила меня не столько своей красотой, сколько исключительной добротой и кротостью характера. Там два врача просили ее руки, но она дала обет девства. А вот в молодом хирурге сестра Анна разглядела те же стремления бескорыстно помогать людям и стала не только его женой, но и его верной спутницей и помощницей. Они обвенчались в конце 1904 года. В браке у них родилось 6 детей, до взрослого возраста дожили 4.
С Дальнего Востока он приехал в Симбирскую губернию. Местная больница, по меркам того времени, относилась к разряду средних. Кроме амбулатории, у нее был стационар на 35 коек. Работа земского врача мало отличалась от работы военно-полевого хирурга: 14–16-часовой рабочий день, те же стоны и страдания измученных болезнью людей.
Разница лишь в том, что единственному врачу приходилось быть и акушером, и педиатром, и терапевтом, и окулистом, и хирургом… «Я поступил врачом в Ардатовское земство Симбирской губернии. Там мне пришлось заведовать городской больницей.
В трудных и неприглядных условиях я сразу стал оперировать по всем отделам хирургии и офтальмологии», — вспоминает Войно-Ясенецкий.
Здесь молодой хирург столкнулся с опасностями применения наркоза и задумался о возможности применения местной анестезии, прочёл только что вышедшую книгу немецкого хирурга Генриха Брауна «Местная анестезия, её научное обоснование и практические применения».
Причиной непродолжительной деятельности в Ардатове (всего 10 месяцев) стала неудовлетворенность одаренного врача от работы с неквалифицированным медицинским персоналом и чрезмерная перегруженность — около 20 000 человек в уезде плюс ежедневная обязанность посещать больных на дому, при том, что радиус поездок мог составлять до 15 вёрст лошадью или пешком. Еще одной проблемой во всех земских больницах того времени была большая смертность — непрофессионально выполненный общий наркоз часто приводил к смертельным исходам.
Хорошей помощницей ему была жена, Анна Васильевна. Все трудные земские годы Анна Васильевна не только вела дом, но и профессионально помогала мужу.
В ноябре 1905 года семья Войно-Ясенецких переехала в село Верхний Любаж Фатежского уезда Курской губернии. Земская больница на 10 коек ещё не была достроена, и Валентин принимал на выездах и на дому.
Время приезда совпало с развитием эпидемии брюшного тифа, кори и оспы. Валентин брал на себя поездки по районам эпидемии, стремился, не щадя себя, помогать больным. Кроме этого молодой врач принимал участие в обсуждении целого ряда вопросов, связанных с его земством, в которое входило еще несколько сел и деревень.
Валентин Феликсович возвращался домой только к вечеру и сразу же ехал в больницу оперировать. «…В маленькой участковой больнице на десять коек я стал широко оперировать и скоро приобрел такую славу, что ко мне пошли больные со всех сторон, и из других уездов Курской губернии, и соседней, Орловской», — вспоминает свои будни святитель.
Сам святитель так подвел итог своей работы в любажской больнице: «Чрезмерная слава сделала мое положение в Любаже невыносимым. Мне приходилось принимать амбулаторных больных, приезжавших во множестве, и оперировать в больнице с девяти часов утра до вечера, разъезжать по довольно большому участку и по ночам исследовать под микроскопом вырезанное при операции, делать рисунки микроскопических препаратов для своих статей, и скоро не стало хватать для огромной работы и моих молодых сил».
В конце 1907 года Войно-Ясенецкий был переведён в Фатеж, где у него родился сын Михаил. Однако проработал там хирург недолго – он не сошелся характером с местной властью. В итоге исправник добился его увольнения, поводом стал отказ прекратить оказание помощи пациенту и явиться по его срочному вызову. Ясенецкий одинаково относился ко всем людям, не различая их по положению и достатку. В докладах «наверх» он был объявлен «революционером».
Семья переехала к родным в город Золотоношу, где у них родилась дочь Елена. Осенью 1908 года Валентин Войно-Ясенецкий уехал в Москву и поступил в экстернатуру. Стал писать докторскую диссертацию на тему регионарной анестезии. Он прочёл более пятисот источников на французском и немецком языках, при том, что французский он учил с нуля.
Войно-Ясенецкий стал считать свои методы проведения регионарной анестезии более предпочтительными, чем предложенные Брауном. 3 марта 1909 года на заседании Хирургического общества в Москве он сделал свой первый научный доклад.
Анна просила мужа забрать к себе семью. Но Валентин не мог их принять по финансовым соображениям, и задумывался о перерыве в научной работе и возвращении в практическую хирургию.
В период работы в Курской области (с 1905 по 1908 год) хирург Войно-Ясенецкий выполнил более 1500 сложнейших операций, обобщил ряд хирургических случаев и опубликовал свои первые научные статьи: «Невроматозный элефантиаз лица, плексиформная неврома», а также «Ретроградное ущемление при грыже кишечной петли».
Однако по семейным обстоятельствам ему пришлось прервать академические штудии и вновь отправиться в земские больницы сначала села Романовка Саратовской губернии. Семья прибыла туда в апреле 1909-го.
Снова Валентин оказался в тяжёлом положении: его врачебный участок по площади составлял около 580 квадратных вёрст, там проживали около 31 000 человек. На 30 койках без электричества, водопровода, рентгеновского аппарата ему удается за год выполнить более 1000 стационарных и амбулаторных операций (такой объем работ выполняют сейчас за год бригады из шести-семи хирургов; при этом для оказания подобной широты операционной помощи понадобятся врачи не менее шести или семи хирургических специальностей).
На собственные средства он купил микроскоп и после операций готовил и исследовал препараты тканей. В районных больницах этим будут заниматься уже в послевоенные годы — Войно-Ясенецкий делал это в 1909 году.
Он снова занялся универсальной хирургической работой по всем разделам медицины, а также изучал гнойные опухоли под микроскопом, что в земской больнице было почти немыслимым.
В 1910 году Войно-Ясенецкий подал прошение на вакантное место главного врача больницы Переславль-Залесского Владимирской губернии. Практически перед отъездом родился сын Алексей.
В Переславле-Залесском Войно-Ясенецкий возглавил городскую, а вскоре — и фабричную, и уездную больницы, а также военный госпиталь. Не было рентгеновской аппаратуры, в фабричной больнице не было электричества, канализации и водопровода.
На более чем 100-тысячное население уезда приходились всего 150 больничных коек и 25 хирургических. Доставка больных могла длиться несколько суток. Снова Войно спасал самых тяжёлых больных и продолжал изучать научную литературу.
В 1913 году родился сын Валентин. С 1913 года здесь же он начинает заведовать госпиталем для раненых, проводя самые сложные хирургические вмешательства.
В 1914 году, когда началась Первая мировая война, стараниями Валентина Феликсовича в доме Шилля был организован лазарет для раненых, его главным врачом стал Войно-Ясенецкий.
В годы Первой мировой войны В.Ф. Войно-Ясенецкий оперировал не только гражданских больных, но и военных, в том числе и раненых пленных. В связи с условиями военного времени в 1914 году больница работала напряженно.
Очевидцы рассказывают, что действия его как хирурга были необыкновенно точны, соразмерны и виртуозны. «Тончайшее чувство осязания, очевидно, было врожденным у отца. Он как-то, беседуя с нами, его детьми, на эту тему, решил доказать нам это «на деле». Сложил десять листков тонкой белой бумаги, а затем попросил давать задания: одним взмахом острого (это было обязательным условием!) скальпеля разрезать любое количество листков. Опыт оказался весьма удачным. Мы были поражены!» — позднее рассказывал его сын Михаил.
В 1915 году издал в Петрограде книгу «Регионарная анестезия» с собственными иллюстрациями. В 1916 году после блестящей защиты докторской диссертации Ясенецкому было присвоено звание доктора медицины и вручена награда Варшавского университета за лучшее сочинение, пролагающее новые пути в медицине.
1917 год был переломным не только для страны, но и лично для Валентина Феликсовича. «В начале 1917 года, — вспоминал святитель в мемуарах, — к нам приехала старшая сестра моей жены, только что похоронившая в Крыму свою молоденькую дочь, умершую от скоротечной чахотки. На великую беду она привезла с собой ватное одеяло, под которым лежала ее больная дочь. Я говорил своей жене Ане, что в одеяле привезена к нам смерть. Так и случилось: сестра Ани прожила у нас всего недели две, и вскоре после ее отъезда я обнаружил у Ани явные признаки туберкулеза легких».
На состоянии супруги доктора сказались и постоянные переезды, сложные условия, тяжелая работа и недостаток средств.
В начале 1917 года, обнаружив у супруги симптомы туберкулеза легких и желая перевезти семью в боле сухой и жаркий климат Средней Азии, Валентин Феликсович испрашивает себе перевод на должность главного врача Ташкентской городской больницы.
Он надеялся, что горячий и сухой воздух Средней Азии окажется благотворным для жены. Вначале в Ташкенте ее состояние несколько улучшилось.
В это время Ташкентская городская больница на 1000 коек, куда был назначен главным врачом Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий, очень напоминала земскую: такая же бедность во всем, плохие железные кровати, забитые больными палаты и коридоры.
Именно там его и застали революционные события 1918–1918 годов и ужасы Гражданской войны.
Здесь он занимался научной деятельностью — принимал активное участие в создании Высшей медицинской школы, где преподавал анатомию, по настоянию декана Медицинского факультета Государственного Туркестанского университета П.П. Сиотковского, возглавлял кафедру оперативной хирургии и топографической анатомии.
В 1919 году в Ташкенте было жестоко подавлено восстание против новой власти Туркменского полка, началась расправа с участниками контрреволюции. По ложному доносу Войно-Ясенецкий оказался в их числе и провел под арестом сутки. Здесь сведения расходятся, в некоторых источниках причиной ареста называется донос работника морга, которому доктор часто устраивал разнос из-за пьянства и плохой работы, а кто-то называет отказ выдать властям тяжело раненного казачьего есаула. После допроса его отпустили. Но эти события непоправимо ухудшили состояние Анны Васильевны, и она скончалась.
В 1919 году, в возрасте 38 лет, жена Войно-Ясенецкого умерла от туберкулеза . Четверо детей будущего архиепископа остались без матери.
Все они, старшему из которых было 12, а младшему – 6 лет в дальнейшем жили под присмотром медицинской сестры больницы Софьи Белецкой. Софья Сергеевна Белецкая долго жила в семье Войно-Ясенецких, в семье младшего сына святителя Луки, — вплоть до самой своей смерти.
Скоропостижная кончина супруги сильно повлияла на мировоззрение Валентина Феликсовича, решительно укрепив его на религиозной стезе. Валентина Феликсовича посвящают в чтеца, певца и иподьякона, затем – в дьякона, а 15 февраля 1921 года – в иерея. С этого момента Валентин Феликсович приходит в больницу в рясе, с наперсным крестом на груди и открыто молится.
Ассистенту, который обратился к нему по имени-отчеству, ответил спокойно, что Валентина Феликсовича больше нет, есть священник отец Валентин.
Лекции студентам он читал также в священническом облачении, в облачении же являлся на межобластное совещание врачей. Перед каждой операцией молился на повешенную здесь икону и благословлял больных.
Его коллега вспоминает: «Неожиданно для всех прежде чем начать операцию, Войно-Ясенецкий перекрестился, перекрестил ассистента, операционную сестру и больного. В последнее время он это делал всегда, вне зависимости от национальности и вероисповедания пациента. Однажды после крестного знамения больной — по национальности татарин — сказал хирургу: «Я ведь мусульманин. Зачем же Вы меня крестите?» Последовал ответ: «Хоть религии разные, а Бог один. Под Богом все едины».
Войно-Ясенецкий был превосходным и бесстрашным оратором — оппоненты побаивались его. Однажды, вскоре после рукоположения, он выступал в Ташкентском суде по «делу врачей», которых обвиняли во вредительстве.
Летом 1921 года в Ташкент были доставлены из Бухары раненые и обожжённые красноармейцы. За несколько суток пути в жаркую погоду у многих из них под повязками образовались колонии из личинок мух. Они были доставлены в конце рабочего дня, когда в больнице остался только дежурный врач. Он осмотрел только нескольких больных, состояние которых вызывало опасение. Остальные были лишь подбинтованы.
К утру между пациентами клиники ходил слух о том, что врачи-вредители гноят раненых бойцов, у которых раны кишат червями. Чрезвычайная следственная комиссия арестовала всех врачей, включая профессора П.П. Ситковского. Начался скорый революционный суд, на который были приглашены эксперты из других лечебных учреждений Ташкента, в том числе профессор Войно-Ясенецкий.
Стоявший во главе ташкентского ЧК латыш Я.Х. Петерс решил сделать суд показательным и сам выступал на нём общественным обвинителем. Когда слово получил профессор Войно-Ясенецкий, он решительно отверг доводы обвинения: «Никаких червей там не было. Там были личинки мух. Хирурги не боятся таких случаев и не торопятся очистить раны от личинок, так как давно замечено, что личинки действуют на заживление ран благотворно».
Люди в зале, среди которых было много студентов профессора, аплодисментами приветствовали его. Выведенный из себя председатель ЧК Петерс набросился на самого отца Валентина:
— Скажите, поп и профессор Ясенецкий-Войно, как это вы ночью молитесь, а днем людей режете?
— Я режу людей для их спасения, а во имя чего режете людей вы, гражданин общественный обвинитель? — парировал тот.
Зал разразился хохотом и аплодисментами!
Петерс не сдавался:
— Как это вы верите в Бога, поп и профессор Ясенецкий-Войно? Разве вы видели своего Бога?
— Бога я действительно не видел, гражданин общественный обвинитель. Но я много оперировал на мозге и, открывая черепную коробку, никогда не видел там также и ума. И совести там тоже не находил.
Колокольчик председателя потонул в хохоте всего зала. Обвинение провалилось. Вместо расстрела Ситковский и его коллеги были приговорены к 16 годам тюрьмы. Но уже через месяц их стали отпускать на работу в клинику, а через два — совсем освободили.
В 1923 году Валентин Феликсович был пострижен в монахи и произносит проповедь, призывая «за дальнейшую борьбу за целостность и сохранение Туркестанской епархии».
А на следующий день, 4 июня, в стенах ТГУ состоялся студенческий митинг, на котором было принято постановление с требованием увольнения профессора Войно-Ясенецкого. Руководство университета отвергло это постановление и даже предложило Валентину Феликсовичу руководить ещё одной кафедрой. Но он сам написал заявление об уходе.
Вечером 10 июня Епископ Лука был арестован, ему выдвинули обвинение по статьям 63, 70, 73, 83, 123 Уголовного кодекса. 16 июня 1923 года Лука написал завещание, в котором призывал мирян оставаться верными патриарху Тихону (выступающим за сотрудничество с большевиками).
Из допроса епископа Луки:
… Я тоже полагаю, что очень многое в программе коммунистов соответствует требованиям высшей справедливости и духу Евангелия. Я тоже полагаю, что власть рабочих есть самая лучшая и справедливая форма власти. Но я был бы подлым лжецом перед правдой Христовой, если бы своим епископским авторитетом одобрил бы не только цели революции, но и революционный метод. Мой священный долг учить людей тому, что свобода, равенство и братство священны, но достигнуть их человечество может только по пути Христову — пути любви, кротости, отвержения от себялюбия и нравственного совершенствования. Учение Иисуса Христа и учение Карла Маркса — это два полюса, они совершенно несовместимы, и потому Христову правду попирает тот, кто, прислушиваясь к Советской власти, авторитетом церкви Христовой освящает и покрывает все её деяния.
В заключении изложены выводы следствия — епископам Андрею, Луке и протоиерею Михаилу приписывались обвинения:
- Невыполнение распоряжений местной власти — продолжение существования союза приходов, признанного местной властью незаконным;
- Агитация в помощь международной буржуазии — распространение обращения патриарха Сербии, Хорватии и Словенского королевства Лазаря, говорящего о насильственном свержении патриарха Тихона и призывающее поминать в Королевстве Сербии всех «пострадавших» и «принявших муки» контрреволюционеров;
- Распространение ложных слухов и непроверенных сведений союзом приходов, дискредитирующих Советскую власть — внушение массам якобы неправильного осуждения патриарха Тихона;
- Возбуждение масс к сопротивлению постановлениям Советской власти — рассылкой воззваний союзом приходов;
- Присвоение незаконно существующему союзу приходов административных и публично правовых функций — назначение и смещение священников, административное управление церквями.
Учитывая политические соображения, слушание дела гласным порядком было нежелательным, поэтому дело было передано на рассмотрение не в Реввоентрибунал, а в комиссию ГПУ. Именно в Ташкентской тюрьме Войно-Ясенецкий закончил первый из «выпусков» (частей) давно задуманной монографии «Очерки гнойной хирургии». В нём шла речь о гнойных заболеваниях кожных покровов головы, полости рта и органов чувств.
9 июля 1923 года епископ Лука и протоиерей Михаил Андреев были освобождены под подписку о выезде и на следующий день поехали в Москву в ГПУ. Утром, после посадки в поезд, многие прихожане легли на рельсы, пытаясь удержать святителя в Ташкенте.
Прибыв в Москву, святитель зарегистрировался в ГПУ на Лубянке, но ему объявили, что он может прийти через неделю. За эту неделю епископ Лука дважды бывал у патриарха Тихона и один раз совершал богослужение вместе с ним. Патриарх Тихон признал хиротонию Луки законной и назначил его епископом Ташкентским и Туркестанским.
Лука так описывал один из допросов в своих воспоминаниях:
На допросе чекист спрашивал меня о моих политических взглядах и о моём отношении к Советской власти. Услышав, что я всегда был демократом, он поставил вопрос ребром: «Так кто Вы — друг или враг наш?» Я ответил: «И друг и враг. Если бы я не был христианином, то, вероятно, стал бы коммунистом. Но Вы возглавили гонение на христианство, и поэтому, конечно, я не друг Ваш».
После долгого следствия 24 октября 1923 года комиссия ГПУ вынесла решение о высылке епископа в Нарымский край. 2 ноября Лука был переведён в Таганскую тюрьму, где находился пересыльный пункт. В конце ноября он отправился в свою первую ссылку, местом которой первоначально был назначен Енисейск.
Поездом ссыльный епископ добрался до Красноярска, далее 330 километров санного пути, останавливаясь ночью в какой-либо деревне. В одной из них он сделал операцию по удалению секвестра у больного остеомиелитом плечевой кости.
Открытая рана постоянно гноила. Вся рубашка и матрас больного были залиты гноем. Тогда Святитель лука взял простые плоскогубцы и просто вытащил из открытой раны омертвевший кусок кости.
Прибыв в Енисейск 18 января 1924 года, Валентин Войно-Ясенецкий стал вести приём, и желающие попасть на приём записывались на несколько месяцев вперёд. Помимо этого, епископ Лука стал совершать богослужения на дому.
Рост популярности епископа вынудил ГПУ отправить его в новую ссылку в деревню Хая на 120 вёрст севернее села Богучаны. 5 июня посыльный ГПУ привёз приказ о возвращении в Енисейск. Там епископ несколько дней провёл в тюрьме в одиночной камере, а после продолжил частную практику и богослужения на квартире и в городском храме.
23 августа епископ Лука был отправлен в новую ссылку — в Туруханск. По прибытии епископа в Туруханск его встречала толпа людей, на коленях просившая благословения. В автобиографии епископ Лука вспоминает также, как ссыльный баптистский пресвитер Иван Шилов только ради бесед с ним приплыл в Туруханск по Енисею за 700 вёрст уже с началом ледохода. Профессора вызвал председатель крайкома Бабкин, который предложил сделку: сокращение срока ссылки за отказ от сана. Епископ Лука решительно отказался «бросать священную дурь».
В Туруханской больнице, где Войно-Ясенецкий сначала был единственным врачом, он выполнял такие сложнейшие операции, как резекция верхней челюсти по поводу злокачественного новообразования, чревосечения брюшной полости в связи с проникающими ранениями с повреждением внутренних органов, остановки маточных кровотечений, предотвращение слепоты при трахоме, катаракте и другие.
В конце года на приём к Валентину Войно-Ясенецкому пришла женщина с больным ребёнком. На вопрос, как зовут ребёнка, ответила: «Атом». В начале прошлого века, так же как в 2000-х годах, была традиция давать детям необычные, не относящиеся к православной культуре имена. На что Войно-Ясенецкий спросил: «Почему не назвали поленом или окном?». Женщина обиделась и написала заявление в ГПУ о необходимости повлиять на реакционера, распространяющего ложные слухи, представляющие «опиум для народа», являющиеся противовесом «материальному мировоззрению, которое осуществляет перестройку общества к коммунистическим формам».
5 ноября 1924 года хирург был вызван в ГПУ, где с него взяли подписку о запрете богослужений, проповедей и выступлений на религиозную тему. Это вынудило Ясенецкого написать заявление об увольнении из больницы. Тогда за него вступился отдел здравоохранения Туруханского края. После трёх недель разбирательств 7 декабря 1924 года Енисейский губернский отдел ГПУ постановил вместо суда «избрать мерою пресечения гр. Ясенецкого-Войно высылку в деревню Плахино» в низовьях реки Енисей, в 230 км за Полярным кругом. Но и там епископ Лука лечил, крестил детей и пытался проповедовать
Научные идеи Войно-Ясенецкого распространялись в Советском Союзе и за рубежом. В 1923 году в немецком медицинском журнале «Deutsche Zeitschrift» была опубликована его статья о новом методе перевязки артерии при удалении селезёнки, в журнале «Archiv fur klinische Chirurgie» — статья о кариозных процессах в рёберных хрящах и их хирургическом лечении, а в 1924 году в «Вестнике хирургии» — сообщение о хороших результатах раннего хирургического лечения гнойных процессов крупных суставов.
20 ноября 1925 года Войно-Ясенецкого освободили и он отъехал в Красноярск, куда прибыл лишь в начале января 1926 года. Он успел сделать в городской больнице показательную «оптическую иридэктомию» — операцию по возвращению зрения путём удаления части радужной оболочки. Из Красноярска епископ Лука отправился поездом в Черкассы, где жили родители и брат Владимир, а потом приехал в Ташкент.
Профессор Войно-Ясенецкий не был восстановлен на работу ни в городскую больницу, ни в университет. Валентин Феликсович занялся частной практикой. По воскресным и праздничным дням служил в церкви, а дома принимал больных, число которых достигало четырёхсот в месяц.
Кроме того, вокруг хирурга постоянно находились молодые люди, добровольно помогавшие ему, учились у него, а тот посылал их по городу искать и приводить больных бедных людей, которым нужна врачебная помощь. Таким образом, он пользовался большим авторитетом среди населения.
Тогда же он отправил на рецензирование в государственное медицинское издательство экземпляр законченной монографии «Очерки гнойной хирургии». После годового рассмотрения она была возвращена с одобрительными отзывами и рекомендацией к публикации после незначительной доработки.
5 августа 1929 года покончил с собой профессор-физиолог Среднеазиатского (бывшего Ташкентского) университета Иван Михайловский, который вёл научные исследования по превращению неживой материи в живую, пытавшийся воскресить своего умершего сына; итогом его работ стало психическое расстройство и самоубийство. Его жена обратилась к профессору Войно-Ясенецкому с просьбой провести похороны по христианским канонам (для самоубийц это возможно только в случае сумасшествия); Войно-Ясенецкий подтвердил его сумасшествие медицинским заключением.
Во второй половине 1929 года ОГПУ было сформировано уголовное дело: убийство Михайловского якобы было совершено его «суеверной» женой, имевшей сговор с Войно-Ясенецким, чтобы не допустить «выдающегося открытия, подрывающего основы мировых религий».
Войно-Ясенецкий объяснял свой арест ошибками местных чекистов и из тюрьмы писал руководителям ОГПУ с просьбами выслать его в сельскую местность Средней Азии, затем — с просьбой выслать из страны. По запросу МедГиза подследственному Войно-Ясенецкому была передана рукопись «Очерки гнойной хирургии», которую он заканчивал в тюрьме, как и начинал.
По решению Особого совещания в апреле 1931 года он был сослан в Северный край, куда прибыл во второй половине августа 1931 года. Сначала отбывал заключение в ИТЛ «Макариха» возле города Котласа, вскоре на правах ссыльного был переведён в Котлас, затем — в Архангельск, где вёл амбулаторный приём. В 1932 году поселился у Веры Вальнёвой, потомственной знахарки. Оттуда его вызывали в Москву, где особый уполномоченный коллегии ГПУ предлагал хирургическую кафедру в обмен за отказ от священнического сана: «При нынешних условиях я не считаю возможным продолжать служение, однако сана я никогда не сниму».
По другим данным, такой вызов был в Ленинград и предложение озвучивал сам секретарь обкома ВКП(б) Сергей Киров. После освобождения в ноябре 1933 он ездил в Москву, где встречался с митрополитом Сергием, но отказался от возможности занять какую-либо архиерейскую кафедру, потому что надеялся основать НИИ гнойной хирургии, чтобы передать опыт.
Весной 1934 года Войно-Ясенецкий возвращается в Ташкент, а затем переезжает в Андижан, где оперирует, читает лекции, руководит отделением Института неотложной помощи. Здесь он заболевает лихорадкой паппатачи, грозящей потерей зрения (осложнение дало отслойку сетчатки левого глаза). Две операции на левом глазу не принесли результата, и епископ ослеп на один глаз.
Осенью 1934 года издал монографию «Очерки гнойной хирургии», которая приобрела мировую известность. Несколько лет профессор Войно-Ясенецкий возглавлял главную операционную в Институте неотложной помощи Ташкента. После введения в СССР персональных научных званий, в декабре 1936 наркомат здравоохранения Узбекской ССР утвердил Войно-Ясенецкому степень доктора медицинских наук с учётом 27 лет хирургической работы.
Профессора стали приглашать на консультации, разрешили читать лекции для врачей. Он продолжил снова опыты с мазями Вальнёвой. Более того, ему разрешили выступить на страницах газеты с опровержением клеветнической статьи «Медицина и знахарство».
24 июля 1937 года арестован в третий раз. В вину епископу вменялось создание «контрреволюционной церковно-монашеской организации», проповедовавшей следующие идеи: недовольство советской властью и проводимой ею политикой, контрреволюционные взгляды на внутреннее и внешнее положение СССР, клеветнические взгляды на РКП(б) и Иосифа Сталина, пораженческие взгляды в отношении СССР в предстоящей войне с Германией, указывание на скорое падение СССР. А также о вредительской деятельности Войно-Ясенецкого — убийствах пациентов на операционном столе и шпионаже в пользу иностранных государств.
Несмотря на длительные допросы методом «конвейера» (несколько суток без сна). Лука отказывался признаваться в членстве в контрреволюционной организации и называть имена «заговорщиков». Вместо этого он объявил голодовку, продлившуюся 18 суток. О своих политических взглядах сообщал следующее:
«Что касается политической приверженности, я являюсь до сих пор сторонником партии кадетов… я был и остаюсь приверженцем буржуазной формы государственного управления, которая существует во Франции, США, в Англии… Я являюсь идейным и непримиримым врагом Советской власти. Это враждебное отношение у меня создалось после Октябрьской революции и осталось до сего времени … Большевики — враги нашей Православной церкви, разрушающие церкви и преследующие религию, враги мои, как одного из активных деятелей церкви, епископа».
29 марта 1939 года Лука, ознакомившись со своим делом и не найдя там большинства своих показаний, написал дополнение, приложенное к делу, где о его политических взглядах сообщалось:
«Я всегда был прогрессистом, очень далёким не только от черносотенства и монархизма, но и от консерватизма; к фашизму отношусь особенно отрицательно. Чистые идеи коммунизма и социализма, близкие к Евангельскому учению, мне были всегда родственными и дорогими; но методов революционного действия я, как христианин, никогда не разделял, а революция ужаснула меня жестокостью этих методов. Однако я давно примирился с нею, и мне весьма дороги её колоссальные достижения; особенно это относится к огромному подъёму науки и здравоохранения, к мирной внешней политике Советской власти и к мощи Красной Армии, охранительницы мира. Из всех систем государственного устройства Советский строй я считаю, без всякого сомнения, совершеннейшим и справедливым. Формы государственного строя США, Франции, Англии, Швейцарии я считаю наиболее удовлетворительными из буржуазных систем. Признать себя контрреволюционером я могу лишь в той мере, в какой это вытекает из факта заповеди Евангелия, активным же контрреволюционером я никогда не был…»
Приговор пришёл только в феврале 1940 года: пять лет ссылки в Красноярский край.
С марта 1940 года работал хирургом в ссылке в районной больнице в Большой Мурте, что в 100 километрах к северу от Красноярска. Осенью 1940 года ему разрешили выехать в Томск, в городской библиотеке он изучал новейшую литературу по гнойной хирургии, в том числе на немецком, французском и английском языках. На основании этого было закончено второе издание «Очерков гнойной хирургии».
В начале Великой Отечественной войны отправил телеграмму председателю Президиума Верховного совета СССР Михаилу Калинину:
«Я, епископ Лука, профессор Войно-Ясенецкий… являясь специалистом по гнойной хирургии, могу оказать помощь воинам в условиях фронта или тыла, там, где будет мне доверено. Прошу ссылку мою прервать и направить в госпиталь. По окончании войны готов вернуться в ссылку. Епископ Лука».
30 сентября 1941 года профессор Войно-Ясенецкий стал консультантом всех госпиталей Красноярского края и главным хирургом эвакуационного госпиталя № 1515. Он работал по 8—9 часов, делая 3—4 операции в день, что в его возрасте приводило к неврастении. Тем не менее, каждое утро он молился в пригородном лесу (в Красноярске в это время не осталось ни одной церкви).
В октябре 1942 г. Лука был как заштатный архиерей возведён в сан архиепископа, а 27 декабря 1942 года архиепископу Луке, «не отрывая его от работы в военных госпиталях», было поручено управление Красноярской епархией с титулом архиепископа Красноярского. На этом посту он постоянно ходатайствовал о восстановлении церквей.
Летом 1943 года впервые получил разрешение выехать в Москву, участвовал в Поместном Соборе, который избрал патриархом митрополита Сергия (Страгородского); также стал постоянным членом Священного Синода, который собирался раз в месяц. Однако вскоре он отказался участвовать в деятельности Синода, так как длительность пути (около 3 недель) отрывала его от медицинской работы; в дальнейшем стал просить о переводе в Европейскую часть СССР, мотивируя это ухудшающимся здоровьем в условиях сибирского климата. Местная администрация не хотела его отпускать, пыталась улучшить его условия — поселила в лучшую квартиру, доставляла новейшую медицинскую литературу, в том числе на иностранных языках. 15 декабря 1943 г. патриарх Сергий и Священный Синод приняли решение о переводе Луки в Тамбовскую епархию с титулом «архиепископ Тамбовский».
С 1943 года официальный орган РПЦ «Журнал Московской Патриархии» печатал его статьи, в основном общественно-политического содержания. В частности, в статье «Праведный суд народа» (ЖМП. 1944, № 2) он выступил сторонником смертной казни «обер-фюрера орды палачей и его ближайших сообщников-нацистов».
В феврале 1944 года Военный госпиталь переехал в Тамбов, и архиепископ Лука возглавил Тамбовскую кафедру.
4 мая 1944 года во время беседы Патриарха Сергия с председателем Совета Карповым, Патриарх поднял вопрос о возможности его перемещения на Тульскую епархию, мотивируя такую необходимость болезнью архиепископа Луки (малярия); в свою очередь, Карпов «ознакомил Сергия с рядом неправильных притязаний со стороны архиепископа Луки, неправильных его действий и выпадов».
В служебной записке наркому здравоохранения РСФСР Андрею Третьякову от 10 мая 1944 года председатель Совета по делам Русской православной церкви при СНК СССР Карпов, указывая на ряд допущенных архиепископом Лукой поступков, «нарушающих законы СССР»: повесил икону в хирургическом отделении эвакогоспиталя № 1414 в Тамбове; совершал религиозные обряды в служебном помещении госпиталя перед проведением операций; 19 марта явился на межобластное совещание врачей эвакогоспиталей одетым в архиерейское облачение; сел за председательский стол и в этом же облачении сделал доклад по хирургии и другое».
К 1 января 1946 года ему удается добиться открытие 24 приходов. Архиепископ составил чин покаяния для священников-обновленцев, а также разработал план возрождения религиозной жизни в Тамбове, где, в частности, предлагалось проводить религиозное просвещение интеллигенции, открытие воскресных школ для взрослых. Этот план был отвергнут Синодом.
Среди прочей деятельности Луки — создание архиерейского хора, многочисленные произведения прихожан в священники. Под руководством архиепископа Луки за несколько месяцев 1944 года для нужд фронта было перечислено более 250 тыс. руб. на строительство танковой колонны имени Дмитрия Донского и авиаэскадрильи имени Александра Невского. В общей же сложности за неполные два года было перечислено около миллиона рублей.
Однако в январском 1945 года Поместном соборе, избравшем Патриархом Алексия, Лука не участвовал, выразив протест против безальтернативности выборов (кандидатура была единственной) и отказавшись идти на приём к председателю Совета по делам РПЦ Г. Карпову.
В декабре 1945 года за помощь Родине архиепископ Лука был награждён медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». В своём ответном слове при награждении он выразил недовольство своими многолетними ссылками, а позже заявил: «Такие награды дают уборщицам. Ведущему хирургу госпиталя и архиерею полагается орден».
В начале 1946 года постановлением СНК СССР с формулировкой «За научную разработку новых хирургических методов лечения гнойных заболеваний и ранений, изложенных в научных трудах «Очерки гнойной хирургии», законченном в 1943 году, и «Поздние резекции при инфицированных огнестрельных ранениях суставов», опубликованном в 1944 году», профессору Войно-Ясенецкому была присуждена Сталинская премия первой степени в размере 200 000 рублей, из которых 130 тысяч рублей он передал на помощь детским домам. Лука Войно-Ясенецкий был единственным священнослужителем, удостоенным этой премии.
Указом Патриарха от 5 апреля 1946 года переведён в Симферополь. Отношения с местным начальством не сложились: после приезда архиепископ не явился лично к уполномоченному по делам Русской Православной Церкви Я. Жданову, что вызвало разногласие между ними. По свидетельству Я. Жданова, Лука за любое нарушение канонических правил мог лишить священника сана, уволить за штат, перевести с одного прихода на другой; священников же, бывших в заключении и в ссылках, приближал к себе, назначал на лучшие приходы, и всё это делалось без согласования с уполномоченным.
Продолжал публиковать статьи, выступая за проводимый СССР внешнеполитический курс. В статье «К миру призвал нас Господь» (1948) выступил с резким осуждением политики США и католического духовенства, с безоговорочной апологией политики властей СССР в отношении Церкви : «<…>Поджигатели войны, смертельно испуганные призраком коммунизма, всякого не по-фашистски мыслящего причисляют к коммунистам. Вся масса католического духовенства стала на сторону поджигателей войны и явно сочувствует фашизму. <…> Каково же наше подлинное отношение к нашему Правительству, к нашему новому государственному строю? Прежде всего, мы, русское духовенство, живём в полном мире с нашим Правительством, и у нас невозможно благословение священников на участие в контрреволюционных или террористических бандах, как это было в Загребе. У нас нет никаких поводов к вражде против Правительства, ибо оно предоставило полную свободу Церкви и не вмешивается в её внутренние дела. <…>».
В начале 1947 года стал консультантом Симферопольского военного госпиталя, где проводил показательные оперативные вмешательства. Также он стал читать лекции для практических врачей Крымской области в архиерейском облачении, из-за чего они были ликвидированы местной администрацией. В 1949 году начал работу над вторым изданием «Регионарной анестезии», которое не было закончено, а также над третьим изданием «Очерков гнойной хирургии», которое было дополнено профессором В. И. Колёсовым и издано в 1955.
В 1955 году ослеп полностью, что вынудило его оставить хирургию. С 1957 года диктует мемуары. В постсоветское время вышла автобиографическая книга «Я полюбил страдание…».
11 января 1957 года избран почётным членом Московской духовной академии.
В 1958 году писал: «… как трудно мне было плыть против бурного течения антирелигиозной пропаганды и сколько страданий причинила она мне и доныне причиняет».
Активно проповедовал.
В 1959 году Патриарх Алексий предлагал присвоить архиепископу Луке степень доктора богословия.
Умер 11 июня 1961 года в воскресенье, в день Всех святых, в земле Российской просиявших.
Источник фото: www.donland.ru
